Женщина выпрямилась. Она выглядела одновременно удовлетворенной и озадаченной.
— Интересно, когда он это сделал. Наверняка не в день стрельбы. Он не стал бы таскать с собой лишний груз.
— Есть способы, — сказал Декер. — Но сейчас я не могу в это вникать. Может, однажды вы напишите об этом целую статью.
— Таким образом, — сказала она, — вопрос сводится к следующему — был ли это человек из Берлингтона, который все годы точил на вас зуб? Футбольная звезда против обычного человека, ревнующего к вашему успеху? Кража наград может свидетельствовать о том, что это кто-то местный. Человек, с которым вы учились в Мэнсфилде? Когда вы отправились в колледж, он мог решить, что вы исчезли навсегда, а потом вернулись, стали копом, детективом и все такое. И все годы его ненависть росла и зрела, пока у парня не сорвало крышу.
— У парней, — произнес Декер.
— Парней? Вы хотите сказать, он не один?
— Вы не сможете об этом написать. — Декер склонился к ней. — Александра, вы действительно не сможете об этом написать. Если он это прочтет, то решит, что вы знаете намного больше. А это больше может быть опасным для него. И тогда опасность придет к вам.
— Декер, я все поняла. Вы успешно напугали меня в прошлый раз. Я не выхожу из дома без баллончика, на телефоне все время стоит быстрый набор «девять-один-один»…
— Но вы вернулись. Сейчас вы пытаетесь помочь мне разобраться в этом деле. Они могут следить. Зачем рисковать?
— Я пошла в журналистику не ради безопасности. Я выбрала эту работу, потому что хотела рисковать. В этом смысле у нас с вами много общего.
— Это почему?
— Я полагаю, что опаснее профессионального футбола и работы в полиции может быть только участие в боевых действиях. Так что вы — рисковый человек. Я тоже. И если тем временем мы можем делать что-то хорошее, почему нет? Итак, можете ли вы вспомнить каких-нибудь парней из тех времен, которые вас ненавидели?
— Я был хорош в спорте, но больше ни в чем не выделялся. И я не был придурком. Был веселым. Дурачился. Заставлял людей смеяться. Иногда неуклюжим. Мне было далеко до мистера Совершенство. В общем, ничего особого, за исключением футбольного поля.
— Мне сложно представить, как вы дурачитесь.
— Люди меняются.
— Вы изменились, верно?
Декер сделал еще один глоток кофе.
— Люди меняются. Я не исключение.
— Люди определенно меняются. Но я думаю, вы изменились сильнее многих.
— Что именно вы имеете в виду?
— Тот удар. Я смотрела его на «Ю-тьюб».
— Повезло вам.
— Жуткое зрелище. Даже не представляю, каково было вам.
— По правде говоря, я его не помню. Потом мне сказали, что я обделался. Такие жестокие столкновения подавляют центральную нервную систему. В предсезонку экипировочные парни приходят после игры, чтобы убрать подальше все пояса с дерьмом, пока их не увидели фанаты. Вместе с окровавленными шлемами и формой. И держат репортеров снаружи, пока парни сидят в тренерской комнате после матча, чтобы те не услышали их крики. Дают игрокам нашатырь или обезболивающие, чтобы те могли выйти поговорить с прессой, и никто не заметил у них нехватки половины мозгов.
— Я не большой поклонник футбола. Гладиаторы двадцать первого века калечат друг друга для нашего развлечения, а мы пьем пиво, едим хот-доги и радуемся, когда сносят очередного парня. Можно подумать, мы бы сами так смогли. Полагаю, там слишком много денег.
— Видите, люди не так уж сильно изменились.
— После того удара вы надолго исчезли. Ушли из команды, скрылись в пустоте. Я не смогла ничего найти. Затем вы вернулись сюда и поступили в полицейскую академию. Один приятель достал мне результаты ваших тестов.
— У вас много приятелей?
— Хорошей журналистке нужна вся помощь, которую она сможет добыть. У вас были идеальные оценки.
— Мой старый капитан тоже это говорил.
— Так капитан Миллер тоже в них заглядывал?
— Почему вы так мной интересуетесь?
— Чтобы найти этого парня или парней, нам нужно двигаться в обратную сторону, от мотива к источнику. Так я считаю. Вы — мотив. Поэтому мне нужно понять вас, чтобы добраться до них.
Джеймисон умолкла и постучала ложечкой по кофейной чашке.
— Так где же вы были все это время?
— Это мое дело.
— Вы не хотите поймать убийц?
— Не говорите так.
— Но вы знаете, что я права. Вы — ключ к происходящему. — Журналистка подалась вперед и похлопала по его толстой руке. — Декер, я хочу помочь.
— Вы хотите «Пулитцера».
— Ладно, вот что я вам скажу. Вы даете мне помочь, и я не пишу никакой статьи без вашего разрешения. Вы просматриваете ее и утверждаете. Либо отправляете скотину на забой, и статья никогда не выходит.
— Вы на это согласны?
— Да.
— Почему?
— Энди Джексон. Вы его знаете?
— Учитель английского в Мэнсфилде. Последняя выжившая жертва стрелка. Пытался остановить его.
— Он умер час назад. Энди не всегда преподавал в Мэнсфилде. Он был профессором в Пердью, когда я там училась. Из-за него я стала репортером. Он переехал сюда, чтобы заботиться о больной матери. Таким он был человеком.
— Вы этого раньше не говорили.
— Потому что это было мое дело. Но теперь я говорю.
Алекс протянула руку.
— Итак, вот мои условия. Если вы скажете «нет», статьи не будет. Но взамен я помогаю вам найти этих мерзавцев. Ваше слово?
Декер медленно протянул руку, и они обменялись рукопожатием.
— Так откуда мы начнем? — спросила она.
Амос встал.
— С хранилища.
Глава 38
Было уже поздно. Они сидели скрестив ноги на полу хранилища и перебирали коробки. Джеймисон вернулась несколько минут назад с ужином в виде китайской еды навынос. Она разложила салфетки, бумажные тарелки и пластиковые приборы, наполнила тарелку Декера и только потом взяла свою.
Амос с некоторым удивлением посмотрел на нее.
— Я не домовитая, — пояснила она, — зато старшая из семи детей. Привыкла во время еды работать за родителей.
Он кивнул и откусил кусок спринг-ролла, пока Джеймисон отправляла в рот полную ложку яичного супа. Кроме еды, она прихватила две бутылки пива. Декер глотнул из своей и поставил бутылку на пол.
Алекс оглядела контейнер.
— Вы вправду всё хранили, да?
— Вещи, которые важны для меня.
— Я не вижу тут ничего из ваших футбольных времен.
Амос пожал плечами и ткнул вилкой в кусок креветки.
— Они не важны.
Джеймисон медленно кивнула.
— Но разве не больно держать здесь эти вещи после того, что случилось с вашей семьей? Одежду дочери? Поваренные книги жены? Письма? Фотографии?
— Больно их лишиться. — Он взглянул на нее. — Как долго вы были замужем?
— Слишком долго.
Декер выжидающе смотрел.
— Два года и три месяца, — наконец ответила Алекс. — По правде говоря, не так уж долго.
— И что случилось?
— Дела пошли не так. Он оказался не тем парнем, которым я его считала. Наверное, и я оказалась не той женщиной, которой он меня считал.
— Дети?
— Слава богу, нет. С ними все было бы намного труднее.
— Да, это верно. Дети делают все лучше. И труднее.
Она оперлась о картонную коробку и подтянула к себе ноги, потягивая пиво. Потом пристукнула пальцем по голове.
— Так этот удар как-то изменил ваш мозг?
Декер кивнул и глотнул пива.
— Я видела в одной из коробок какие-то отчеты из того института. Там было необычно?
Он оставил пиво и потеребил бороду.
— Вы хотите спросить, чувствовал ли я себя морской свинкой? Да.
— А как туда попали остальные?
— Официально ничего не сообщали. Думаю, врачебная тайна. Но слухи ходили. Многие с этим родились. Несколько, вроде меня, перенесли черепно-мозговую травму. Я думаю, кое-кто в институте знал обо мне, раз уж этот удар показали по телевизору.
— У вас всех был схожий…
— Дар? Основа одна. Почти абсолютное запоминание. Сверх этого отличия были невелики. Один человек мог играть на любом музыкальном инструменте, просто взяв его в руки, без всякого обучения. Другой мог разложить в уме любое число на простые. Там была женщина, которую в семь лет признали грандмастером памяти.